Часть 3. 1936 – 1950 гг. До и после Второй мировой войны

Содержание:

• Семья Аньелли. После смерти Эдоардо 
• Альфредо Фони и Пьетро Рава
• Вторая мировая война, разделение Италии (1943), Juventus CISItalia
• Семья Аньелли. После Второй мировой войны
• Первый послевоенный сезон. «Гранде Торино»
• Восхождение Джанни Аньелли
• Золотой мальчик. Джампьеро Бониперти 
• Маленькая Дания. Йон Хансен
• Конец эпохи «Гранде Торино»
• Первое Скудетто за 15 лет

Семья Аньелли. После смерти Эдоардо 

Скоропостижная кончина в 1935 году первого президента «Ювентуса» из династии Аньелли стала невосполнимой трагедией для семьи и клуба. Джованни Аньелли ни при каких обстоятельствах не допускал, чтобы его личная скорбь просочилась за пределы фамильного особняка, но это невозможно было скрыть - утрата ощущалась в каждом последующем решении отца, потерявшего сына, и в каждом следующем безумном романе ветреной любительницы веселой жизни вдовы Вирджинии Бурбон дель Монте. А еще глубже скорбь въелась в черно-белую кожу каждого игрока «Ювентуса»: всего за 12 месяцев команда потеряла Каркано, Орси, Чезарини, Комби, Калигариса - а без прежнего благодетеля и фактически главного клубного фаната перспективы больше не выглядели столь радужными. «Ювентус осиротел.

После официального окончания траура по погибшему Эдоардо Аньелли его овдовевшая супруга сняла черное и открыто объявила о своих отношениях с Курцио Малапарте. 

Похороны Эдоардо Аньелли

 Это во многих отношениях выглядело как крик о помощи. Курцио отнюдь не был ровней ни Эдоардо, ни самой Вирджинии. Одиозный писатель-публицист был куда больше известен как анархист и поборник устоев, не раз задерживаемый на очередном марше на Рим - вряд ли его можно было считать подходящей ставкой для Вирджинии. Но ее буквально снедало горе и желание как можно скорее заполнить образовавшуюся пустоту, отчего ставка на Малапарте выглядела логичной - бунтарская натура и вечные поиски себя нашли отклик в душе вдовы, а его идеи увлекали и интриговали. Разговоры о свержении режима, невозможный союз столь разных социальных слоев и безумные растраты на балы и вечеринки - именно так Турин видел роман Вирджинии и Курцио на протяжении последующих лет.

Их связь настолько интриговала и возмущала, что в общественной среде пошли разговоры о том, что младший отпрыск Аньелли - Умберто - был вовсе и не Аньелли, а бастард, достойный фамилии Малапарте. Джованни Аньелли совершенно не волновали сплетни - он как никто знал их суть и фундамент, однако новость о возможной свадьбе проигнорировать уже не мог. Услышав от служанок из Виллар-Перозо шепот о готовящемся предложении Курцио, Джованни инициировал судебное разбирательство, в ходе которого Вирджинию предупреждали о следующем - если она обручится с Малапарте, никто не воспрепятствует этому, но опека над внуками целиком и полностью перейдет Джованни Аньелли. В семье никто особо не осуждал подобные связи, даже при условии, что они были на стороне, но тот факт, что Малапарте был связан с коммунистами мог сильнейшим образом подпортить репутацию династии, ведь Аньелли на протяжении многих лет тщательно выстраивал отношения с фашистской партией Муссолини. 

Вирджиния не желала воевать, поскольку понимала, сколь низки ее шансы на победу против столь могущественного соперника. Все условия Джованни по итогу были беспрекословно выполнены: вдова перевезла детей в Рим, куда переехала ранее сама, а от Малапарте публично отказалась в качестве своей партии. И казалось бы, что Джованни до связей молодой девушки, потерявшей супруга - но старшему Аньелли, без прикрас, нравилось иметь в семье настоящую дворянку, характер сноба и здесь давал о себе знать. И тот факт, что дворянская кровь в его внуках может быть разбавлена коммунистическим анархистом задевала за живое. Эта одержимость чистотой и благополучием, в некотором роде, и послужило первопричиной потери еще одной части семьи - в этот раз самой Вирджинии.

Эдуардо Аньелли с матерью и сестрой, 1930-е

Графиня Бурбон дель Монте, которая так и не взяла фамилию Аньелли во избежание потери титула, с головой пустилась в богемную жизнь. Над ней более не довлел Джованни, а Курцио она окончательно потеряла, поэтому отдушину пришлось найти в совершенно иной сфере - растрате. Вирджиния беспрерывно ездила по Европе, скупала предметы искусства, принимала участие во всех доступных званых вечерах и балах, закупала тонны вечерних платьев и везде без остановки напивалась самым дорогим и элитным алкоголем. Детьми Вирджиния фактически больше не занималась, отдав их на откуп служанкам «этого невыносимого сноба» Аньелли. 

Но несмотря на столь разные взгляды на жизнь, у Джованни и Вирджинии, помимо внуков, все же осталась еще одна общая страсть - это был «Ювентус».

Одержимая любовью своего супруга к довольно внезапно открытому для семьи миру футбола и черно-белым цветам, она вместе с ним ликовала во время победоносной серии, присутствовала на открытии туринского стадиона имени Муссолини, и после каждого завоеванного Скудетто организовывала невиданный ранее в Пьемонте праздник. После смерти Эдоардо, между Вирджинией и Джованни состоялся разговор, в ходе которого было принято важнейшее для последующей истории «Ювентуса» решение - ее старший сын Джанни, которому на тот момент исполнилось всего 17 лет и который был также без ума от футбола, отныне будет присутствовать на всех заседаниях совета директоров «Юве». Разумеется, это присутствие должно было носить лишь символический характер, но каждый должен был понимать сущность взаимоотношений семьи Аньелли и туринского клуба - это фактически монархия, и после гибели короля и главного творца успеха именно его наследник примет на себя прежние обязанности, рано или поздно. Джованни намеревался как можно скорее ввести внука в курс дела происходящего в тонущем «Ювентусе», чтобы тот в будущем проявил себя как истинный Аньелли и восстановил утраченное величие. 

А утрата была весьма и весьма осязаемой.

После смерти Эдоардо «Ювентус» постепенно превращался в довольно заурядный итальянский клуб наподобие конкурентов. Хоть семья и сохранила прежний пакет акций, управление было передано старым соратникам Аньелли: вице-президентам клуба Джованни Маццонису и Энрико Кравери. Эти душные и невыносимо скупые старики совершенно не разделяли стремления к красивой игре или большим победам, во всем отныне искалась выгода и возможность заработать. Молодой Джанни ненавидел все те встречи, на которых ему приходилось выслушивать бубнеж директоров о том, как бы и кого продать в обмен на льготы и привилегии. Футбол, по его разумению, должен приносить радость, но какая же радость может рождаться в подобных беседах от людей, настолько далеких от самой игры? В этой связи внук Джованни стал все чаще пропускать собрания, вместо которых предпочитал охмурять очередную девушку, коих в его жизни было поболе, чем у его отца. 

Джованни Маццонис

Впрочем, Маццонис - Кравери занимали должность президентов клуба чуть более года: уже в сентябре 1936 года новым президентом был назначен барон Эмилио де ла Форест де Дивонн. Новым тренером был назначен закончивший карьеру Розетта. Сам Маццонис же вернулся на должность вице-президента, которую он занимал до смерти Аньелли. 

Альфредо Фони и Пьетро Рава

Несмотря на то, что «Ювентусу» уже вырвали сердце и продали его душу, некоторые перспективные части тела все еще функционировали. Команде удалось заменить ушедших легенд в лице Розетты и Калигариса приглашением в состав Альфредо Фони (в 1934 году) и Пьетро Равы (переведен из молодежной команды в 1935 году). При учете того, что Феррари и Борель все еще были в строю, надежда на спасение от тотальной стагнации все еще сквозила в умах болельщиков. Что касается Равы - здесь ситуация напоминала анекдот, где обанкротившийся миллионер на последние крохи в кармане покупает лотерейный билет, который приносит ему очередное богатство. 

Пьетро Рава был уроженцем Алессандрии. Несмотря на корни, воспоминаний о родной коммуне у игрока почти не осталось, поскольку в раннем детстве родители переехали в Турин, где Пьетро и провел большую часть своей жизни. Семейство обосновалось в районе Крусетта, где всего в 200 метрах от их дома стоял стадион «Ювентуса».

Пьетро Рава

«Оставляя открытым окно своей комнаты, по выходным я всегда слышал крики возбужденной толпы. Когда я слышал неудержимый возглас тиффози, я отлично понимал то чувство, которым пьянит и влюбляет себя «Ювентус»

Свои детские годы Рава провел на футбольном поле Дополаворо Ферроварио, которое находилось буквально через дорогу от стадиона «Юве». Многие сотрудники клуба в обеденный перерыв собирались на трибунах с целью перекусить, наблюдая за игрой подростков, нередко подмечая для себя тот или иной талант, который затем можно было бы порекомендовать своему начальству. Одним из таких сотрудников оказался Греппи, руководивший ранее молодежной командой «Юве», предпочитавший обедать в кабинете, но в этот раз сделавший исключение по просьбе товарищей. На поле в тот день он увидел молодого Раву, который с красным лицом чуть ли не с первых минут игры не останавливался ни на секунду и успевал разозлить каждого участника матча, включая и своих партнеров.

Греппи еще несколько раз приходил на игры молодежи, после чего позвал Раву попробовать себя со своей командой структуры «Ювентуса». Несколько теоретических занятий и пара тренировочных сессий - вот и все, что предложили по итогу Пьетро, после чего о не будто бы забыли и более не связывались. Одержимый идеей найти себя в профессиональном футболе Рава не принял подобный отказ и лично поехал домой сначала к Греппи, а затем и к одному из руководителей тренерского штаба основной команды - едва не до ночи стуча в дверь, угрожая просидеть здесь неделю, если ему не дадут еще одного шанса. Увлеченные подобной настойчивостью, несмотря на юный возраст, функционеры приняли его в команду, но с одним условием - первые годы он проведет в дочерней команде, «Виртусе», чтобы там набраться опыта игры с настоящими футболистами, а не городскими подростками.

Тренер «Вируса» не стал позиционно ломать Пьетро и продолжал выставлять его на левый фланг обороны, где тому игралось легче всего за счет возможности постоянных скоростных пробегов в атаку и умению отходить в центр обороны, создавая таким образом в своей штрафной численное преимущество.

Летом 1935 года 19-летний Рава вернулся в «Ювентус», будучи куда более закаленным и голодным до игры. Всего за три года из надежды одного клуба Пьетро превратился в народного любимца всей Италии. Победитель Чемпионата мира 1938 г. и Олимпиады 1936 г., единственный в своем роде триумфатор, уникальный в своем роде футболист - такие речи Рава слышал изо дня в день, с ними просыпался и ложился спать. Разумеется, подобный ажиотаж вокруг собственной персоны не должен был ограничиваться только сладостными напутствиями, игра должна получать соответствующую зарплату. А с этим возникли определенного рода трудности. 

Проблема вокруг контракта возникла в тот момент, когда Рава сперва его продлил на два года аккурат перед Олимпиадой, а после победы посчитал, что запросил слишком низкую заработную плату. Клуб не обязан был пересматривать уже согласованные ранее условия, поскольку финансовое положение в «Ювентусе» после смерти Эдоардо оставляло желать лучшего, а пойди раз на уступки одному игроку, за ним тут же встанет целая очередь желающих получать больше. 

Разгорался настоящий скандал: Рава клялся всем и каждому, что клуб уже пообещал ему огромную прибавку, директорат настаивал на обратном. В качестве компромисса Пьетро предложили подождать до конца сезона, где наверняка удастся выбить новые денежные вливания, что заметно облегчит положение Совета в области продления некоторых контрактов ведущих игроков. Но характер Равы не терпел ожиданий, а настоящий взрыв этой войны состоялся 5 февраля 1939 года - памятный выезд к «Модене».

Пьетро Рава

«Модена» не являлась ровней такому гранду, как «Юве», тем более ее турнирное положение обязывало выжидать скорого вылета в низший дивизион, отчего матч представлялся болельщикам довольно рядовым на пути к более сложным соперникам. После того, как раздался стартовый свисток арбитра, Пьетро Рава встал как вкопанный и не сделал ни единого шага или просто движения. Подобный бунт был чем-то новым для Италии, отчего опешившие партнеры сперва просто извергали ругань и проклятия в сторону мятежника, а затем и вовсе попытались силой сдвинуть его с места. Рава стоял на своем и отказывался сходить с места. «Модена» забила гол, а в перерыве между таймами Маццонис ворвался в раздевалку, требуя объяснений. Руководитель настаивал на том, что с футболистом есть действующее контрактное обязательство, которое он не выполняет, а следовательно - игрок просто мошенник и плут. В ответ на это Рава швырнул в Маццониса свои бутсы и предложил тому самому выйти на поле. Второй тайм прошел ровно как и первый, Пьетро не сдвинулся с места. «Модена» победила 2:0, забивая каждый раз после прохода по левому флангу, а Раву, помимо денежного штрафа, до конца сезона отстранили от тренировок. 

«Я хотел, считаться игроком команды Cерии А, то есть быть профессионалом. В течение долгих лет я посвящал всего себя футболу. Я начал постепенно, с молодёжи, как и сам «Ювентус», моя единственная любовь, так почему же руководители не смогли удовлетворить мое единственное ответное желание? Так в Модене я решился на забастовку, и я скрестил руки на груди; я не стыжусь того, что сделал и открыто признаю это. То были трудные времена и для нас, футболистов, была лишь слава, но не богатство; я должен был думать о будущем, я сделал это ради своей семьи»

Альфредо Фони

По словам Равы, бесконечные споры и ругань с руководством крутились вокруг одного единственного постулата, на котором держалась его жизнь - он любил этот клуб куда больше, чем его любили действующие директора. И каждый последующий демарш всегда проходил с отчетливым посылом именно в их сторону, нежели самого «Юве», за который Рава умирал на поле каждую сыгранную им игру. Его товарищ по команде Альфредо Фони на контрасте с дерзким итальянским цербером выглядел куда более кротким, неспособным принять для себя даже условную возможность опоздать на тренировку, не то, что объявить войну своему тренеру и руководству. Этот фактор, вкупе с невероятным по крепости здоровьем привели к тому, что именно Фони по сей день удерживает рекорд в 229 выходов в основе «Ювентуса» подряд. Вместе с Равой Фони создал одну из самых крепких по надежности и уникальных по разности темпераментов пару защитников, считающуюся даже привлекательнее дуэта Розетты и Калигариса - последние были без преувеличения великими футболистами, но они нашли себя в чемпионском составе, где их окружали сплошь и рядом боевитые и талантливые игроки. Рава и Фони не знавали подобной роскоши, их удел был исправлять ошибки куда менее одаренных талантом полузащитников, на которых у правления кое как хватило средств. 

Победа в Кубке Италии 1937/38

Вторая мировая война, разделение Италии (1943), Juventus CISItalia

Присутствие Эдоардо Аньелли в руководстве клуба позволило трансформировать мир футбола в полноценный рынок. После его гибели клуб потерял свой главный аргумент на этом поприще - деньги. Инициативу моментально перехватили «Болонья» с «Интером», и к июню 1940 года, когда страна вступила во Вторую Мировую войну, «Юве» на футбольном поле был лишь собственной тенью, слегка напоминавшей о прежнем величии только логотипом и своим собственным именем. Пока команда испытывала серьезные финансовые трудности, Маццонис изо всех сил старался достать денег любыми способами, не гнушаясь любых средств. По его инициативе был организован выставочный матч со старой гвардией, куда приехали такие легенды, как Комби и Розетта, а также нынешний тренер «Юве» Калигарис - и по печальному стечению обстоятельств, для Калигариса это оказался последний в его жизни забег. 19 октября 1940 года во время матча Берто пожаловался на боль в груди, его тут же доставили в больницу, но доехать до врачей ему было уже не суждено…  

Новым тренером был назначен другой бывший игрок «Ювентуса» - Федерико Мунерати. 

Еще в 1938 году в Италии были приняты новые крайне радикальные и националистические законы, такие как «Итальянский расовый манифест» и «Закон о защите расы». К 1940 году политическое давление на клуб значительно усилилось, в совете директоров «Ювенуса» начались перестановки. Так, братьям Леви пришлось бежать от режима в Аргентину, бывший игрок и президент клуба Фернандо Ницца предпочел скрываться от новых расовых законов (умер в бегах в 1943 году), его брат - Эдоардо - был пойман и отправлен в концлагерь Освенцим. 

На фоне кризиса к «Ювентусу» становился всё ближе другой старый знакомый - Пьеро Дузио.

Дузио, некогда игравший за «Ювентус», после завершения карьеры сумел сколотить состояние посредством вложения семейного наследства в текстильную промышленность. Ему принадлежал спортивный клуб «Чизиталия», который был открыт аккурат за туринским стадионом. Начавшаяся война пошла его бизнесу на пользу, поскольку Дузио отвечал за снабжение итальянской армии непромокаемой тканью, что весьма благоприятно сказалось на достатке и возвысило в глазах партии. С конца 30-х Дузио становится основным меценатом «Ювентуса», при этом занимая лишь должность советника. С 1941 года (по другим данным с 1945 года) Пьеро Дузио становится президентом «Ювентуса».

Сезон 1940/41

Сезон 1941/42

Зимой 1942 года постоянные бомбардировки Турина вынули клуб эвакуироваться на 50 км южнее - в небольшой городок Альба. Там «Ювентус» продолжил готовиться к матчам последнего чемпионата перед большим перерывом вызванным войной. 

Генуя, 25 октября 1942 года

 К 1943 году Италия трещала по швам в производственной сфере. Североафриканская кампания не принесла ничего, кроме бесчисленных жертв и разрухи, в СССР немцам давали немыслимый ранее отпор и разворачивали в обратном направлении, а Муссолини все больше превращался в подобие шута, нежели вождя нации. Итальянцы голодали, безумели и были явно утомлены происходящим с их страной. С 1 марта в Италии объявили национальную забастовку, а самого дуче сместил с должности король. Футбол хоть и продолжал свое существование на разбомбленных полях, но единства федерации больше не было - провинции организовывали собственные лиги, города устраивали в крайнем случае свои небольшие турниры, о чемпионате и каких-либо структурно-выверенных дивизионах речи больше не шло - людям было не до этого. После высадки войск Союзников на Сицилии летом 1943 года  Италия фактически оказалась разделена на 2 государства. Север Италии (в т.ч. Турин) оказался оккупированным нацистской Германий, где была создана Итальянская социальная республика. В 1944 году властями ИСР был организован свой Чемпионат. Тогда же футболистов «Ювентуса» официально трудоустроили на фабрике Дузио, чтобы исключить из мобилизационных списков, а сам клуб оказался переименован в «Ювентус-Чизиталия» (по названию основанной им компании CISItalia - Compagnia Industriale Sportiva Italiana). Это выглядело не иначе, как долгом патриота - акцентировать внимание во всех сферах жизни на принадлежность все сущего к своих именным корням, но на деле подобный шаг использовался лишь с целью лишний раз ублажить действующую власть, дабы никто из причастных не оказался на фронте. 

30 января 1944 года, «Ювентус Чизиталия» на выезде в Новаре

Происходившее в стране безумие относительно событий, охвативших весь мир, выражалось во многих нехарактерных аспектах деятельности граждан. Сегодня весьма сложно поверить в то, что FIAT оказался главным спонсором наиболее ярого соперника «Ювентуса» - а именно «Торино». Заводы по стране без устали подвергались бомбардировкам, все хроники пестрели только новостями о пораженческих настроениях на самой верхушке, а руководству страны требовалось как можно скорее отвлечь публику от военной повестки, не полнящейся радужными вестями. Тренер сборной Италии Витторио Поццо убедил сочувствовавшего футбольной аудитории кадровика из FIAT временно трудоустроить футболистов Торино на одном из их заводов, чтобы обезопасить от грядущего призыва в армию. Клуб временно переименовали в «Торино-FIAT», и на ближайшие пару лет он стал наиболее желанным пристанищем для игроков, не желавших принимать участия в сражениях на фронте. Звучит довольно дико, но на время войны команда существовала исключительно на средства семейства Аньелли, а игроки получали жалованье только за свою работу на самом заводе, а не на футбольном поле.

«Ювентус-Чизиталия» и «Торино FIAT» приняли участие в маленьком розыгрыше Пьемонтско-Лигурийской мини-лиги, где победили «гранатовые». Затем состоялся выставочный турнир победителей провинциальных лиг Севера, где действующий ставленник FIAT умудрился всухую проиграть команде, полностью состоявшей из пожарников «Специи». Этот условный чемпионский титул так и остался единственным достижением команды одноименного города Специя. Впрочем, этот титул не признается FIGC. 

В 1944 и 1945 годах футбольные турниры не проводились вовсе.

Вторая Мировая закончилась победой союзников, а Италия оказалась на грани разорения...

Семья Аньелли. После Второй мировой войны

После разрушительного воздействия событий Второй Мировой войны мир погрузился в пучину трагических последствий. Финансовый кризис, колоссальное число жертв среди населения, голод, депрессия и масса других неописуемых словами тягот. Италия приняла на себя удар войск союзников и пережила свержение режима дуче Муссолини, после чего попала в следующий водоворот головокружительных и печально известных событий - зачатки гражданской войны. В майский праздник победы от 1945 года хроники оставили на пленках тонны памятных видео о восторженных толпах людей на Трафальгарской площади, праздник на Красной площади в Москве, объятия демобилизованных моряков с американскими красавицами на Таймс-сквер и хороводы по Елисейским полям. Италия тоже отпраздновала свой День освобождения и победы, но возвысившийся на властном престоле национальный плебисцит решил, что теперь настало время очистить улицы от наследия своих предшественников.

2 июня 1945 года было решено организовать арест представителей Савойской династии и им подобных по причине открытой поддержки ими Муссолини во времена его восхождения, а заодно продемонстрировать всему миру, сколь рьяно новая власть старается отмыть страну от безумства и анархии. Гражданские массы восприняли это как сигнал к тому, что отныне все будет хорошо, но хорошо быть не могло - независимо от идеологических предпочтений и взглядов методы у руководящего состава пока оставались те же, а времени разбираться не было. По всей стране прокатились набеги отрядов коммунистической полиции, которые преимущественно состояли из ранее гонимых властью военных партизан. Ожесточенные люди, пережившие ужасы войны, не чурались всех доступных им способов восстановления порядка в той мере, в которой они считали подходящими, отчего столкновения с националистическими коллаборационистами и сторонниками прежней правящей партии всегда заканчивались настоящей кровавой бойней. Хорошие ли, плохие ли намерения стояли во главе новых идей - было не столь важно, поскольку жестокость всегда порождала жестокость. В ответ на суды над предателями и военными преступниками формировались истерзанные непрекращающимся конфликтом ячейки и сообщества, намеревающиеся прекратить кровавую деятельность нового правительства. Хаос и зверства еще долго не покидали Апеннины.

Национальный освободительный комитет не преминул разобраться также и с предпринимателями, которые открыто поддерживали режим с финансовой точки зрения.

В этой связи 78-летнего Джованни Аньелли формально предали осуждению ввиду его деятельности по производству военной техники на нужды фашистов во время войны, а предприятие FIAT было предано национализации в пользу государства. Самого Аньелли ввиду его возраста и отсутствия доказательств в пользу обвинения в открытой поддержке фашистской партии в военный период просто предпочли оставить в его семейном логове доживать свой век, поскольку никакой опасности он уже не представлял.

Но беда не приходит одна: после смерти Эдоардо и потери своей компании, Джованни суждено было столкнуться с еще одной потерей.

21 ноября 1945 года его невестка и вдова Аньелли - Вирджиния - во время поездки из Рима в Турин погибла в автокатастрофе. Подробности оказались скрыты благодаря сохранившемуся минимальному влиянию семьи в среде правоохранителей, но история обрасла массой легенд и мифов. Наиболее популярная версия гласит о том, что Вирджиния возвращалась с очередной вечеринки со своим любовником, после чего их машина врезалась в дерево. Мужчина отделался легким испугом, в то время как пассажирское сидение было уничтожено всмятку, вместе с женщиной, сидящей на нем. Пикантности легенде добавляет деталь, будто у водителя оказались спущены штаны, что, впрочем, никак и нигде не подтверждается документально. Куда более реалистично выглядит идея о попытке суицида, поскольку незадолго до кончины Вирджиния внезапно решила написать письмо своим детям, запечатав их в конверт с подписью «Распечатать после моей смерти», в котором она открыто обращалась к отпрыскам с отсылкой на их текущий возраст и увлечения. Женщине на момент смерти было 46 лет, ей пришлось пережить смерть супруга, войну и непрекращающееся общественное порицание за близость к Джованни Аньелли - даже после всего произошедшего. Факт наличия депрессии был впоследствие подтвержден семейным врачом, что не помогло избавиться от мифа о ее кончине ввиду распутства, а не тщательно спланированного действия.

Джованни предпочел спрятаться от мира в своем доме в Виллар-Перозо, куда нанял толпу гувернанток и лакеев, чтобы те взяли на себя круглосуточную заботу о нем и поместье. Внуки не посещали его, избегая пагубного влияния репутации своего деда, а смерть Вирджинии окончательно доконала стареющего предпринимателя. Сперва во время прогулки по саду он неудачно упал и сломал руку, затем из-за приема лекарств и ослабленного иммунитета подхватил пневмонию, и 16 декабря скончался.

Сие событие не получило публичной реакции по причине слабой огласки, да и кому какое дело могло быть до старика и его проблем в то время, как страна пребывала в хаосе и разрухе и не имела схожей возможности абстрагироваться от происходящих печальных событий и голода?

В среде досуга намечалось весьма важное с точки зрения восстановления общественного строя в его прежнем виде событие - Футбольная федерация Италии приняла решение вернуть к жизни профессиональный футбол. Вместе с этим Турин воспевал рождение новой местечковой газеты, направленной исключительно на внутренние события спортивной части Пьемонта - Tuttosport. Наиболее популярными в стране доселе были издания из Милана и Рима, а именно La Gazzetta dello Sport и Corriere dello Sport, предпочитающие в куда большей степени акцентировать внимание общественности на своих городских легендах, нежели обращать внимание на нуворишей с Севера. Для туринской публики появление собственного новостного ресурса оказалось приятной предтечей перехода на формирование собственного информационного поля, которое в куда больших подробностях сможет освещать местные дела.

Первый выпуск туринской газеты был посвящен велогонке Милан - Турин, поскольку дело было в августе, и футбол еще не успел войти в привычную потребителям колею, особенно с учетом последних событий в стране. И все же уже в октябре разворот отказался от иных мероприятий, сосредоточившись исключительно на футболе, откладывая другие события на внутреннюю вкладку и последние страницы.

Федерация не совсем понимала, в каком виде теперь должен существовать футбол из-за общественной разрозненности и отсутствия денег на поддержание единой спортивной инфраструктуры. Потому наиболее верным решением стало временное возрождение разделения формации на Север и Юг, как это было раньше. Первый сезон возрожденного чемпионата открывался, что символично, туринским дерби, проходившим на стадионе «Комунале» - переименованным в связи с отказом от прежнего названия «Стадио Муссолини».

Первый послевоенный сезон. Гранде Торино

И вот, 14 октября 1945 года, впервые после окончания Второй мировой войны, состоялся первый тур Серии А (Альта Италия). «Ювентус», знавший тяжелые времена благодаря потере кормильца и идейного вдохновителя Эдоардо, сумел победить со счетом 2:1, но это мало что значило для дальнейшего хода турнира. «Торино» намеревались захватить освободившееся место на престоле после падения золотого «Юве» Каркано, так и не занятое кем-либо еще, и судьба благоволила их амбициям. В большей степени об этом свидетельствовала игра лидеров клуба - Габетто и Бореля, перешедших из «Юве» по причине отсутствия денег на заре войны и отсутствия возможности вкладывать какие-либо средства в такую вещь, как зарплаты футболистам. И если Борель довольно быстро затух в новой команде, то Габетто, по прозвищу «Барон», нашел в Торино вторую молодость и открыл второе дыхание. Благодаря его вдохновенной игре туринцы весьма быстро возглавили северную федерацию, а каждый свой гол Гильельмо предпочитал праздновать с характерным жестом, напоминавшим стадиону, кто сейчас хозяин Турина.

Габетто 6 сезонов подряд становился лучшим бомбардиром в составе «Ювентуса в чемпионате

Ситуацию социального расслоения в значительной степени усугубляли общие настроения в городе.

За «Ювентусом» и раньше крепилось звание всевластных богачей, чья деятельность пагубно сказывается на среднем классе и более бедных слоях населения. События Второй Мировой и деятельность Джованни Аньелли лишь укрепили этот настрой - отныне «Юве» был не просто за богатых и сильных, клуб еще и поддерживал мнимую элитарность ненавидимого меньшинства: руководителей и начальников всех северных предприятий, избежавших по большому счету справедливого наказания, в то время как «Торино» поддерживал рабочий класс и преимущественно состоял из обыкновенных парней с районов и улиц, чьи имена знали и помнили там, и чтили за верность своим принципам. Каждая встреча «Ювентуса» и «Торино» отныне была преисполнена идеологическим противоборством поддерживающих их зрителей, а на матчах царила атмосфера политического столкновения ненавидящих друг друга сторон, нежели праздника и желания приятного времяпрепровождения. И пусть на фоне остальной Италии «Ювентус» по-прежнему оставался одним из ведущих лидеров, в родном городе он отныне пребывал на позиции аутсайдера и вечно догоняющего, пока «Торино» процветал и возвышался. Иронично, что частично в этом им помогали бывшие звезды «Юве»...

Но пока Габетто забивал и прославлял свои подвиги среди улиц в «гранатовой» части города, основная слава в период становления одного из сильнейших итальянских команд в истории футбола, прозванной впоследствие «Гранде Торино», целиком и полностью принадлежала незабвенному капитану «быков» Валентино Маццоле.

Маццола был человеком своего времени, он воплощал в себе саму идею возрождения морали и спортивной справедливости в то время, как общественность стояла на границе между духовным разложением и возвратом к прежним ценностям. Валентино олицетворял собой сердце «Торино» и его характер, который проявился в момент первого послевоенного Скудетто, отправившегося вновь в Турин, но уже не той команде. Он начинал карьеру в «Венеции», работая параллельно на заводе Alfa Romeo, где и учился играть в футбол среди товарищей по цеху. «Торино» заприметили игрока во время очной встречи с «Венецией», где те разгромили «быков» в 1942 году в пух и прах, а Маццола дирижировал этой победой. С момента этого приобретения Турин был обречен забыть прежние порядки и установить пальму первенства в другом районе промышленной столицы, поскольку «Ювентус» был вынужден оставаться вечно вторым в тени могучего Валентино и его парней.

Самой сильной стороной новоиспеченных лидеров Италии стали легендарный пятнадцатиминутки - и их негласным автором стал не тренер и не Маццола, а обычный болельщик Оресте Больмида.

Оресте работал сторожем на вокзале Порта Нуова, и в его обязанности входило также разгонять пассажиров, если те слишком медленно брели к вагонам и создавали пробку. Больмида в такие моменты доставал свой рожок и громко пугал прохожих. В один из дней после смены сторож в очередной раз отправился на матч своей любимой команды - «Торино» - где перед штрафным Маццолы на 15 минуте матча не удержался и громко дунул в свой рожок. Стадион, откликнувшись на зов, буквально взорвался в овациях и вскочил на ноги, арена превратилась в котел, а футболисты соперника испуганно стали озираться вокруг. Маццола забил свой гол, а Больмида отныне не расставался со своим рожком, бросая с его помощью боевой клич каждые 15 минут матча. Для футболистов звук этого рожка превратился в сигнал к действию - было удобно ориентироваться на него, пользуясь растерянностью другой команды. «Торино» принялся пробовать тактику разделения матчей на этапы, в которые активный прессинг то включался, то выключался, а сигнализировал им об этом все тот же Оресте Больмида. Сложно назвать именно этот эпизод одним из основополагающих в период побед «Гранде Торино», но для города то время неизменно связывалось с вокзальным сторожем и его рожком.

Восхождение Джанни Аньелли

Пока «Торино» властвовал в Италии, оформив четыре чемпионских титула в период с 1943 по 1948 гг, в «Ювентусе» назревали серьезные перемены. Дузио сумел сохранить коллектив и не дать тому утонуть даже после войны, но его терпению пришел конец: пока он заботился о предотвращении банкротства компании, вся слава доставалась Аньелли, поскольку клуб так или иначе принадлежал все равно им. Несмотря на то, что его куда больше заботили автомобили и FIAT, Дузио добросовестно исполнял обязанности руководителя спортивного клуба, который по большей части и вовсе недолюбливал. И тот факт, что в Италии появился другой гегемон, за которым требовалось постоянно гнаться ввиду особой репутации «Юве», буквально убивал Дузио физически - он постоянно недосыпал, приобрел нервозность благодаря непрекращающемуся стрессу, и однажды функционер просто не выдержал и уволился: без лишних слов и жестов.

В это же время FIAT пребывал в подвешенном состоянии, поскольку оставалось непонятным, кто же по своей сути остается хозяином предприятия после смерти Джованни Аньелли. Делами номинально руководил Витторио Валетта по прозвищу Профессор, который оставался в компании последние 25 лет и был правой рукой Аньелли все эти годы - никто не понимал эту работу лучше, чем Валетта. Но проблема в том, что после кончины прежнего владельца все сохранившиеся акции наследовал старший внук Аньелли - Джанни. И несмотря на национализацию предприятия, достаточно было одного простого судебного процесса, чтобы вернуть себе законное право владения и сесть в кресло председателя правления - у государства попросту не хватало денег на поддержание предприятия на плаву, а у Аньелли они были.

Но вот с момента окончания войны прошло два года, а молодой Джанни Аньелли даже не заикнулся о желании участвовать в судьбе главного наследия своей семьи.

По сей день не до конца ясна достоверность семейной легенды об участии Джанни в военных действиях, поскольку доказательств сохранилось мало, а громких фактов за это время родилось весьма и весьма много. Итальянские хронографы утверждают, что сперва он был мобилизован в ряды итальянской армии в звании младшего лейтенанта, но затем перешел на сторону союзников.  Это стало возможным после того, как Италия перешла на другую сторону к 1943 году, и Джанни вернулся на родину, где получил ранение в ногу. Находясь в Тоскане во время реабилитации, он предложил войскам союзников свои услуги в качестве местного переводчика - Аньелли превосходно владел английским языком, благодаря чему стал крайне полезным посредником между движением местного Сопротивления и силами прибывших американцев.

После окончания войны Джанни с завидным усердием принялся посещать США в качестве гостя, притворяясь президентом семейной шарикоподшипниковой компании. Его покорил Нью Йорк, где он неделями пропадал среди представителей высшего местного сословия, рассказывая байки о военных временах и подкупая всех окружающих своим непревзойденным обаянием. Об Аньелли расползалась определенная слава, а под его чары стали попадать весьма влиятельные люди. Тем не менее, в первую очередь для Джанни куда важнее был сам город, в котором он находил своеобразную отдушину и где мог по-настоящему расслабиться. США приветствовали тех, у кого водились деньги, и это явно было применимо к семье Аньелли.

Валетта был человеком дела, поэтому такая неопределенность его угнетала и раздражала. Устав от подобного, он лично приехал к Джанни, и объяснил молодому человеку, как нынче обстоят дела с его наследством. Предприятию срочно нужен руководитель, и либо это будет Валетта, либо Аньелли. Джанни без малейших колебаний дал отмашку Витторио взять на себя это бремя, поскольку даже в мыслях не мог представить себя в кресле президента автомобильного гиганта, где придется сутками не вылезать из офиса Линготто и проводить время лишь в компании престарелых функционеров. Его можно было понять - Джанни исполнилось всего 26 лет, в его распоряжении было огромное богатство, которое требовало к себе большого внимание, и куда приятнее в данных обстоятельствах применять воображение в сторону траты денег, нежели зарабатывания их внутри душного помещения.

Но лодырничать и отлынивать от работы было не в характере молодого наследника - он никогда не избегал труда как такового. Перед ним открывались все дороги, деньги - не проблема. Энтузиазм зашкаливал, лишь бы не чахнуть в офисных бумагах. И здесь проявилась кровь «агнцев», где вместо красного преобладал черно-белый оттенок. Аньелли принял решение проявить себя в том, что любил даже больше, чем тратить семейные деньги - разумеется, речь идет о «Ювентусе». Идеальное время для реализации себя и выплеске необъятной энергии, терзавшей его душу все эти годы, не находившей себе места в других местах, столь популярных среди других «золотых» детей. А «Ювентус» - это статус, это имя, это гордость его отца, тот клей, что прочно сдерживал несколько поколений семейства Аньелли, и который сейчас переживал тяжелые времена.

На заседании Совета директоров «Ювентуса» 22 июля 1947 года Джанни Аньелли был объявлен новым президентом клуба.

Сродни переходу на это поприще Эдоардо Аньелли, его сын также располагал революционными идеями и несметными средствами. Проблемой оставался контекст времени. Страна пребывала в истощенном состоянии, множество людей осталось без средств к существованию и крыши над головой. Тратить огромные деньги на футболистов и их зарплаты в подобных обстоятельствах - значит обратить на себя вечный гнев всей Италии, а заодно и предстать в глазах людей пошлым зарвавшимся бизнесменом. Джанни был не таким. Но перестраивать команду требовалось как можно быстрее, и некоторые траты все же оказались необходимы.

Главной находкой молодого президент стал голубоглазый блондин родом с рисовых полей Новары, которому было всего 19 лет. Его звали Джампьеро Бониперти, хотя окружающие нередко величали его «Мариса» за некоторую женственность, проявляющуюся в манере бега и красивых скулах.

Золотой мальчик. Джампьеро Бониперти 

Бониперти был невероятно энергичным футболистом, который почти всегда молчал и много бегал. Италия осталась ошарашена его первым же сезоном в «Ювентусе» (1947/48), когда никому не известный мальчишка заколотил 27 голов, опередив даже Валентино Маццолу, коим Джампьеро всегда восхищался и на которого мечтал походить во всем.

«Это был мой лучший сезон. Я забил 27 голов – на два больше, чем Валентино Маццола, один из величайших игроков и настоящий чемпион. Я помню дерби с «Торино», когда ударил по воротам, а он выскочил из ниоткуда и остановил мяч на линии. А потом он забил нам гол.»

«Ювентус» занял лишь третье место, а отставание от «Торино» составило неприличные 16 очков. Но теперь у «Юве» появилось блестящее подспорье на будущее - лучший бомбардир турнира, которому лишь на днях разрешили покупать алкоголь, идеальная инвестиция на годы вперед. И клуб даже не предполагал, насколько идеальная.

В Турине ходит легенда о том, как сам Маццола приглашал Джампьеро на ужин, где пытался переманить юное дарование на другую сторону. Бониперти же не интересовали ни деньги, ни статус, его мысли занимал лишь «Ювентус», в который он с первых же дней и до конца своей жизни оставался безропотно влюблен.

«Попасть в «Ювентус» было моей мечтой. В детстве я носил значок бьянконери на лацкане своего пиджака, и в то время моим единственным желанием было сыграть хотя бы один матч за «Юве». И я счастлив, что мне удалось провести 459»

Он зарекомендовал себя как безжалостный хищник в штрафной - Джампьеро шикарно бил с обеих ног, шикарно играл головой и обладал потрясающей скоростью и движением корпуса, оставаясь для защитником незаметным убийцей. Голы текли рекой. Помимо физических данных его отличали прозорливость, хитрость и невиданная практичность. Это наглядно демонстрирует эпизод, случившийся между ним и президентом Джанни Аньелли: за голы Джанни отдавал ему коров со своих ферм. Управляющие с этих ферм всегда жаловались, что Бониперти безошибочно выбирал всегда самых лучших дойных телок и зачастую забирал беременных - двойная польза. Как он определял это на глаз - остается загадкой. Аньелли лишь смеялся, отмечая гений игрока и за пределами поля.

Редкий сезон обходился без стандартных 15-ти голов от Джампьеро. За свою карьеру он забил 182 мяча, а также провел за клуб 459 матчей. Больше сорока лет ни один игрок «Ювентуса» не мог даже приблизиться к этим цифрам, пока в Турине не появился Алессандро Дель Пьеро. Бониперти залетел в десятку лучших бомбардиров Серии А в истории, а сам Пеле включил его в список 125-ти величайших футболистов в мире. Но цифры не отражают всей значимости десятого номера на поле. Предложения о переходах сыпались на него, лично Джанни Аньелли приезжал к нему домой и говорил, что без согласия игрока даже рассматривать и читать их не будет.

Ответ Бониперти был так же лаконичен, как и вся его жизнь: «Юве» не в моем сердце, «Юве» и есть мое сердце»

Маленькая Дания. Йон Хансен

Точкой зарождения скандинавского футбола, как и карьеры Хансена можно назвать Олимпиаду 1948 года в Лондоне. И это отнюдь не преувеличение. Сборная Швеции и сборная Дании по футболу стали настоящим открытием для всех. Шведы взяли золото, Дания - бронзу, а их ключевые футболисты Нордаль и Хансен забили по 7 мячей каждый. Отличительной особенностью обеих сборных был тот факт, что в них играли не профессиональные футболисты, а любители, для которых игра была чем-то сродни хобби. Гуннар Нордаль работал пожарником, а молодой Йон Хансен был городским волонтером. Болельщики часто спорили, какое событие для футбольной части Олимпиады стало более неожиданным: золото Швеции или победа Дании в четвертьфинале над полномочным олимпийским чемпионом - сборной Италии - со счетом 5:3, четыре гола из которых забил Хансен.

Подобный перфоманс на одном из главных спортивных соревнований в мире не мог остаться незамеченным. И в первую очередь датским вундеркиндом заинтересовались (о, ирония), именно итальянские клубы. Йон играл за любительскую команду из Копенгагена «Фрем». Сразу отметим, что в Дании вообще в то время не было профессионального футбола. Клубом владел Бернхард Лангволд, чья основная деятельность крутилась вокруг производства вин (ему принадлежал небольшой завод под Копенгагеном). Волей случая он оказался в Италии по рабочим делам и там встретился с одним из руководителей футбольного клуба «Торино».

Между бизнесменами речь зашла о сборной Дании, сенсационно обыгравшей Италию. Лангволда спросили, кто бы из этой команды сумел проявить себя в местном чемпионате. Разумеется, он назвал Хансена, и конечно же эта фамилия была итальянцам уже известна. Торино приготовились сорвать куш в лице талантливого юноши, поразившись заодно тому факту, что он переедет бесплатно (являясь игроком любительского клуба, Йон попросту не имел никаких финансовых обязательств перед «Фремой»). Хансен попрощался с товарищами по команде, поблагодарил Лангволда и собрался лететь в Турин. Но вдруг с ним связался президент филиала компании FIAT в Копенгагене Боэлла. Он попросил Йона о встрече будто бы просто для знакомства - многим же интересно было посмотреть на ликвидатора сборной своей страны.

В ходе разговора выяснилось, что инициатором встречи был Джанни Аньелли. Именно его впечатлила игра Хансена и он захотел любой ценой забрать игрока раньше своих городских конкурентов. В ходе нескольких последующих неформальных встреч «Ювентус» представлял Секондо Артино - доверенный Аньелли. Секондо расписывал жизнь в Турине, перспективы для молодого футболиста в Италии, и напирал на то, что в такой могучей команде, как «Торино», для вчерашнего любителя банально не найдется места в старте. А вот «Ювентус», которому еще далеко было до статуса величайшей команды Италии, запросто мог бы внедрить Хансена в основу и обеспечить ему великую карьеру. Артино был весьма убедителен - Йон отказал «Торино и выбрал клуб Аньелли.

Вопреки обещаниям Артино, «Ювентус» не сразу предоставил Хансену место в основе. Уровень чемпионата Дании считался несоизмеримо слабым на Апеннинах, потому к Йону отнеслись сперва с подозрением. Тренер команды Уильям Челмерс был родом из Англии и на позицию нападающего предпочитал выставлять своего соотечественника Джордана, нежели рисковать своим местом на мостике авантюрой с вновь прибывшим датчанином. При этом дебютировать Йону позволили уже всего спустя три дня после прибытия - 21 ноября 1948 г., и трибуны остались в восхищении.

Дополнительные сложности вызывал языковой барьер. Хансен совершенно не понимал итальянскую речь - благо партнеры Бониперти и Парола взяли над партнером своеобразное шефство и зачастую одними жестами показывали, в какой стилистике им удобно с них взаимодействовать на поле. Это сработало - Хансен адаптировался к условиям профессионального футбола. Йон и Джампьеро  забили наравне - по 15 мячей. Для чемпионства этого подвига не хватило, но на четвертое место по итогам сезона 1948/49 «Ювентус» забрался. Но не только переездом и стартом итальянской карьеры запомнился Хансену тот год.

4 мая 1949 года разделил жизнь Турина на до и после. 

Конец эпохи «Гранде Торино»

 Тем вечером Йон вместе с друзьями отдыхал в кафе. Шел дождь и на Турин с гор сошел сильный туман. Внезапно в небе послышался сильный гул мотора и горожане увидели самолет, идущий на критически низкой для себя высоте. Это был рейс G.212, на котором в полном составе команда «Торино» возвращалась из Лиссабона после проигранного Бенфике матча (португальцы выиграли 3:4). Как позже стало известно, в 17:00 пилоты вошли в область повышенной туманности и потеряли ориентацию в пространстве. Вследствие этого, неуправляемый самолет начал резкое снижение и в 17:05 задел левым крылом шпиль туринского храма на холме Суперга. Самолет развернуло и он на полной скорости вонзился в землю. На борту находились 31 человек - 18 футболистов Торино, 4 члена экипажа, 6 представителей руководства «Торино», 3 журналиста и 1 болельщик «Торино», уговоривший взять его на рейс для скорейшего возвращения в Турин из-за болезни супруги. Команда, которая полгода назад почти уговорила Хансена перейти к ним, в полном составе погибла. Равно как и все присутствующие на борту.

Хансен с друзьями видели самолет и одними из первых добежали на место катастрофы. «Я был в числе первых, кто направился к Суперге, - вспоминал Хансен. – Когда я подбежал, то увидел седовласого мужчину. Он стоял и сквозь слезы твердил: «Мои мальчики, мои мальчики …». Я смотрел на место гибели людей, с которыми еще недавно виделся на поле и обедал в «Mamma Gina. Меня трясло, я не мог поверить своим глазам».

Тела настолько сильно обгорели, что родственников даже не допустили на опознание, чтобы не усугубить их горе - в морг пригласили тренера сборной Италии, который ранее работал в «Торино», Витторио Поццо. Он и опознал каждого игрока.

До финиша чемпионата Италии оставалось 4 тура. «Торино» лидировал, а молодые игроки, собранные наспех из дублирующей, молодёжной и юношеской команд, приложили все силы, чтобы команда стала чемпионом. В итоге им это удалось (их соперники — «Фиорентина», «Дженоа», «Сампдория», «Палермо» — в знак уважения выставляли против «Торино» также молодёжные составы, и «Торино» выиграл все 4 матча), а игроки, которых уже не было в живых (18 человек), стали чемпионами Италии посмертно.

Так закончилась история величайшей команды той эпохи - «Гранде Торино».

Памятный монумент у подножия храма на холме Суперга

С тех пор чемпионство всего раз возвращалось в стан «быков» - аж спустя 27 лет.

Первое Скудетто за 15 лет

5 мая 1949 года Джанни Аньелли несколько неуклюже провозгласил рождение новой силы на фоне произошедшей трагедии: «Из пепла восстанет новая команда, достойная памяти павших». А затем окончательно закрепил связь между семьей Аньелли и «Ювентусом», став единоличным владельцем клуба, трансформировав его в частную акционерную компанию. И теперь принялся вкладывать средства, не жалея сил. Благо временной контекст в этом оказал значительную помощь.

Послевоенный этап дался Апеннинам отнюдь не просто. Исправить ситуацию был призван знаменитый «План Маршалла» и почти полтора млрд долларов инвестиций, но распределялись средства отнюдь неравномерно. Разумеется, в первую очередь власти начали восстанавливать промышленность, в том числе и для организации рабочих мест, потому сперва были отстроены северные города. Южная Италия еще лет пять оставалась в руинах, пока Север получал дотации. Это привело к экономическому выздоровлению страны в целом, однако социальное и экономическое расслоение выросло в несколько раз. Юг все больше превращался в аграрный придаток Севера и постоянного поставщика дешевой рабочей силы. Так возник прецедент масштабной миграции в сторону промышленных регионов, отчего в Италии даже появился термин Поезд солнца - это железнодорожные маршруты, по которым южане следовали на заработки.

За год до трагедии на Суперге в Турин приехала сборная Англии на товарищеский матч с Италией, где хозяева остались разбиты с неприличным счетом 4:0. Аньелли тоже был на матче, но происходящее на поле волновало его куда меньше, чем то, что формировалось за его пределами. Помощник Джанни во время перерыва заглянул в ложу к менеджеру FA Стэнли Роузу и позвал того на разговор. Аньелли без прелюдий сходу обозначил свое уважение к британскому футболу, попросив у Роуза совет, каким образом и за счет чего можно усилить местную команду, заметно отставшую по всем параметрам от европейских грандов. Роуз посоветовал обратить свое внимание на скаузера Джесса Карвера - тот как раз пребывал на распутье после того, как покорил Старый Свет во главе сборной Нидерландов, а затем бесславно опозорился в Миллуолле.

Аньелли организовал встречу с Карвером, и лишь завидев того в дверях, сразу положил на стол листок с предложением. Джанни остался впечатлен стойкой Джесса, его идеальным костюмом и превосходными манерами, без стереотипной чопорности, приписываемой всем англичанам. Карвер не сопротивлялся увещеваниям Аньелли, согласившись бросить вызов Италии, осиротевшей без «Гранде Торино».

Карвер был первым, кто применил на Апеннинах зональную оборонительную маркировку - тактику опеки, где футболист был обязан следить не за конкретным футболистом соперника, а за определенной зоной на футбольном поле. Оборона формирует ярко выраженную линию, чтобы затем ловить наиболее скоростных и опасных нападающих в искусственный офсайд, а центр поля продолжает функционировать в качестве средства для доставки мяча вперед. Позднее эту методику усовершенствует Лидхольм, а Арриго Сакки завершит ее модуляцию.

В команду помимо действующей гвардии новоиспеченных звезд были приглашены Мартино на позицию правого инсайда, Карл Оге Праст на левый фланг, и вратарь Виола. Бониперти был переведен с позиции чистого форварда в зону под штрафной площадью с полной свободой действий, а за голы теперь должен был отвечать Йон Хансен. Это была смертоносная связка, которой не хватало лишь малого - чемпионского титула. Но оставалось недолго...

Методика Карвера оправдала себя моментально - в первых же трех турах сезона 1949/50 «Ювентус» буквально снес соперников, забив 12 голов и пропустив всего 3. К Рождеству туринцы сформировали отрыв от всех остальных команд на 6 очков, а к Новому году ни одна команда так и не сумела одолеть «Юве». Казалось бы, что ничто не способно сломить выстроенный на пепелище Суперги усилиями Аньелли коллектив, но тут довольно внезапно произошел ничем не объяснимый физический спад. Команда будто просто устала и с ничем не обоснованным усердием принялась проигрывать. Сперва Турин покорился «Луккезе», затем через один матч произошла ничья против «Фиоретнины» с феноменальным ударом через себя Карло Пароло, ставшим знаменитым благодаря карточкам «Панини», поражение от «Лацио», ничья с «Бари», и кошмарные 1:7 против «Милана».

Знаменитый удар Карло Пароло

О них следует вспомнить подробнее, поскольку только тогда произошел переломный момент, спасший сезон для Карвера и его парней.

После ошеломительной победы сборной Швеции на лондонской Олимпиаде «Милан» сумел заполучить трех самых видных футболистов того действа: Гуннара Грена, Гуннара Нордаля и Нильса Лидхольма. Сыгранная троица устроила настоящую казнь в Турине, обесценив гол Хансена в самом начале встречи. Шведы вытворяли на поле все, что им вздумается, им удавалось на корню уничтожать всю зональную опеку Карвера, унижая раз за разом оборону «Ювентуса». Каждый успел забить по голу буквально за четыре минуты, а Нордаль и вовсе уехал домой с хет-триком. «Ювентус» был раздавлен и разбит морально, футболисты боялись даже прикасаться к мячу, а «Милан» продолжал избиение. Дошло до того, что всегда спокойный и рассудительный Карло Пароло остался настолько зол происходящим, что не удержался и после очередного гола просто пнул Нордаля со всей силы по ноге.

Стадион окончательно стих. Парола, ужаснувшись от собственной подлости, тут же извинился перед Гуннаром и сам попросил рефери достать красную карточку. Тот в любом случае собирался это сделать, но Карло решил при всех озвучить вслух свое согласие с наказанием, поразившись своей несдержанности. На следующий день Джесс Карвер собрал всю команду на тренировочном поле и несколько часов беседовал с ними, довольно спокойно и тихо, как это делал всегда. Фотографы пробовали поймать что-нибудь красочное и эмоционально, но грома так и не случилось: игроки просто сидели на траве и слушали. Сказанное Карвером так и осталось только между ним и командой.

После этого «Ювентус» взял себя в руки и одержал семь побед подряд в прежней бескомпромиссной манере, забив в них 32 гола и взяв досрочно Скудетто, не подпустив к нему феноменальный «Милан». Бониперти в последующие годы не раз заявлял, что это был величайший состав из всех, в которых ему впоследствие доводилось играть. Никто не вспоминал злополучный январь и тот разговор, что состоялся между тренером и футболистами. Спустя 15 лет Скудетто вновь вернулось в черно-белый район Турина. Аньелли выполнил свое обещание.

Для бьянконери Скудетто сезона 1949/50 стало восьмым в истории...